Китай меняет стратегию в Центральной Азии

У перехода на новый курс, который стал прослеживаться в последние два-три года, две движущие силы. Во-первых, государства-получатели хотят видеть проекты, которые позволяют создать рабочие места и наращивать экспорт и промышленный потенциал. Во-вторых, китайские политические банки, которые традиционно финансировали инфраструктурные проекты, теперь предпочитают распределять свои риски. Но в каждой из стран Центральной Азии ситуация развивается по-своему.

Казахстан

Первая волна китайских инвестиций в Казахстан — в период с 2007 по 2013 год — была сосредоточена в основном на добыче углеводородов и строительстве трубопроводов для экспорта нефти и газа из Центральной Азии в КНР.

Между тем в последние три-четыре года инвестиции стали более диверсифицированными. Их часто называют «наращиванием промышленного потенциала».

Правительство Казахстана на протяжении многих лет тесно сотрудничает с Пекином, в приоритете — совместные проекты развития. Список за 2019 год включает самый широкий круг проектов, от химического машиностроения и строительства до сельского хозяйства и инфраструктуры.

Многие проекты являются инвестициями, в основном за счет средств китайского бизнеса и без каких-либо обязательств со стороны Нур-Султана. В их число входят новый китайско-казахстанский цементный завод с проектной производительностью 2500 тонн цементного клинкера в сутки; стекольный завод Orda Glass; и строящийся новый автобусный завод Yutong в Карагандинской области. Сфера производства сейчас является основным направлением экономической активности Китая в Казахстане.

Тем временем Нур-Султан постепенно погашает кредиты. Государственный долг сокращается, а инвестиции растут. Китайский банк развития продолжает предоставлять ссуды казахстанским государственным предприятиям, но теперь старается при этом привлечь и местные источники финансирования. Одним из примеров является завод по производству полипропилена стоимостью 2,6 миллиарда долларов, который сейчас строится в Атырау и финансируется дочерней компанией одного из казахстанских государственных фондов национального благосостояния. Компания заняла 2 миллиарда долларов у Китайского банка развития, а оставшуюся сумму выделила из собственных средств. После запуска завода, строительство которого поручено китайской компании China National Chemical Engineering Co., управлять им будет госкомпания КазМунайГаз (контрольный пакет акций которой принадлежит тому же суверенному фонду).

Китайские фирмы теперь также более успешно конкурируют за контракты на проекты, осуществляемые в Казахстане за счет европейского финансирования, включая солнечные и ветряные электростанции.

Узбекистан

Узбекистан стремится — за счет китайского финансирования — превратиться в лидера в сфере производства, а также переработки углеводородов.

Ташкент не публикует статистические данные о прямых иностранных инвестициях и внешних заимствованиях с разбивкой по странам происхождения средств. Но Министерство инвестиций и внешней торговли утверждает, что за период с 2018 по 2019 год общий объем прямых иностранных инвестиций вырос в 3,2 раза с 2,9 до 9,3 миллиарда долларов, на фоне большей открытости страны для международного бизнеса после смерти президента Ислама Каримова.

По сообщениям, Китайский банк развития пообещал внести 1 миллиард долларов в рамках международного консорциума, который предоставит 2,3 миллиарда долларов из необходимых 3,6 миллиарда на строительство завода по производству синтетического жидкого топлива. Данный проект — в рамках которого Китай является лишь одним из источников финансирования наряду с Южной Кореей, Японией и Европой — призван способствовать достижению Узбекистаном цели превратиться из экспортера углеводородного сырья в страну, способную обрабатывать это сырье, производя товары с добавленной стоимостью.

Кроме того, Ташкент подписал соглашение на 1 миллиард долларов с китайской государственной инвестиционной корпорацией CITIC Group и компанией Huawei о создании цифровой инфраструктуры для внутреннего использования. Согласно плану, первые 300 миллионов долларов пойдут на строительство завода по производству оборудования для наблюдения. Если проект будет реализован, Узбекистан превратится из импортера в производителя технологического оборудования.

Помимо этого, с 2016 года Китай потратил более 250 миллионов долларов на текстильные предприятия в Узбекистане, и выделил еще 130 миллионов долларов для этой отрасли. Китайские партнеры также построили в Узбекистане цементные заводы. Как и в случае с Казахстаном, сфера производства сейчас является основным направлением экономической активности Китая в Узбекистане.

Узбекистан — единственная страна в Центральной Азии, долг которой перед КНР, возможно, растет (за исключением, пожалуй, Туркменистана, но там ситуация настолько непрозрачна, что ни один внешний наблюдатель не знает истинных размеров долговой нагрузки Ашгабата). До смерти Каримова в конце 2016 года Узбекистан занимал за границей лишь небольшие суммы. Тем временем в 2017-2019 годах Эксимбанк, по сообщениям, выделил 144 миллиона долларов на строительство новых гидроэлектростанций, и планирует предоставить дополнительные средства. Китайский банк развития также, как сообщается, профинансировал покупку компанией «Узбекские авиалинии» трех самолетов Boeing 787-8 Dreamliner на сумму 309 миллионов долларов в начале этого года.

Таджикистан

В последние пять лет Китай перестал предоставлять правительству Таджикистана крупные кредиты.

Но хотя официальный Пекин «жмет на тормоз», китайские фирмы неуклонно продолжают наращивать инвестиции (иногда в форме совместных предприятий) в горнодобывающую промышленность, производство цемента, текстильную отрасль и сельское хозяйство. В отличие от кредитов Эксимбанка, таджикское правительство не обязано возвращать эти деньги. В рамках совместных предприятий китайские партнеры, как правило, обеспечивают большую часть капиталовложений, а таджикская сторона предоставляет землю и берет на себя получение разрешений от регулирующих органов. Правительство Таджикистана нередко предоставляет в этих случаях налоговые льготы или бесплатную землю.

В отдельных секторах за счет китайских инвесторов удалось значительно нарастить экспорт. Например, если в 2012 году добыча золота составляла 2,4 тонны, то 2019-м — уже 8,1 тонны, причем 70 процентов этого объема, по сообщениям, добыло всего одно китайско-таджикское совместное предприятие. Еще пример: в 2013 году Таджикистан произвел всего 30 тысяч тонн цемента, и импортировал около 3 миллионов тонн, а в 2018 году производство взлетело до 3,8 миллиона тонны, и страна даже отправила 1,4 миллиона тонн на экспорт. Практически весь этот цемент произвели китайские фирмы. Одна принадлежащая китайским инвесторам текстильная фирма утверждает, что является крупнейшим экспортером в Таджикистане по доходам в иностранной валюте. Производство серебра также увеличилось на 17 процентов в 2019 году.

Но небольшие размеры таджикского рынка и неблагоприятные условия для ведения бизнеса затрудняют реализацию крупных проектов.

На протяжении последних лет ряд китайских инвесторов заявляли о планах модернизировать алюминиевый завод ТАЛКО, крупнейший промышленный актив Таджикистана. Построенный еще в советские времена завод, потребляющий до 40 процентов всей генерируемой в стране электроэнергии, остро нуждается в модернизации. Власти внесли изменения в законодательство, разрешив иностранцам владеть акциями ТАЛКО, но предприятие остается под контролем семьи президента Эмомали Рахмона, и правительство хранит все условия соглашений (если они вообще существуют) в секрете.

Но есть одно исключение, где Таджикистану могут выставить счет. Речь о таджикском участке газопровода из Туркмении в Китай, так называемой линии D стоимостью 3,2 миллиарда долларов, соглашение о строительстве которой было достигнуто в 2013 году. Согласно данному соглашению, за функционирование этой ветки газопровода будет отвечать совместное предприятие государственной компании Таджиктрансгаз и Национальной нефтяной корпорации Китая. Если проект обернется убытками, таджикской стороне, возможно, придется погасить часть долга. С экономической точки зрения, линия D сейчас представляется менее целесообразной, чем во времена, когда было предложено ее построить, и работы по ее строительству двигаются медленно.

В случае реализации проектов по переоборудованию ТАЛКО или запуску линии D, китайская сторона будет владеть крупными паями в проектах, обеспечивающих значительную долю доходов таджикского бюджета.

Киргизия

Киргизия тоже стала брать меньше межгосударственных кредитов у Китая, но в данном случае это произошло из-за обеспокоенности киргизского правительства по поводу долгового бремени. Но, как и в случае с Таджикистаном, в страну течет постоянный поток частных инвестиций из КНР, за которые правительство Киргизии не несет никакой ответственности.

Крупные инвестиции поступают в нефтепереработку и добычу золота. Но приток капитала тормозится недоверием общества по отношению к иностранному бизнесу, особенно китайскому. В Киргизии крупные инвестиции сталкиваются с протестами, которые заканчиваются сворачиванием проектов, включая отмену в начале этого года инициативы по строительству логистического центра стоимостью 275 миллионов долларов.

Еще больше предпринимателей напугало то, что во время политических потрясений в Киргизии в прошлом месяце местные протестующие захватили китайские шахты. Это создаст трудности для нового президента в деле привлечения иностранных инвестиций. Китайские инвесторы в Киргизии и Таджикистане — это, как правило, компании, для которых это первый опыт инвестирования за границей и которые ищут рынки с низкой конкуренцией. Фотографии объятого пламенем только что построенного горно-обогатительного комбината в горах Киргизии вряд ли повысят уровень доверия и уверенности иностранных инвесторов.

Дирк ван дер Клей — научный сотрудник Школы регулирования и глобального управления и Колледжа национальной безопасности Австралийского национального университета.